Падение Константинополя в 1453 году.
Дополнение II.
Судьба константинопольских церквей после завоевания

Храм св. Софии. Современный вид

По старой мусульманской традиции жители побежденного христианского города, отказавшегося сдаться, теряли как личную свободу, так и места для отправления религиозного культа, а солдатам-победителям в течение трех дней разрешалось неограниченно грабить город. Все историки, повествующие о падении Константинополя, рассказывают о разграблении церквей. Несомненно, многие константинопольские церкви и монастыри были опустошены. Однако из современных этим событиям письменных источников нам известно с полной достоверностью только о разграблении четырех церквей — Св. Софии, Св. Иоанна в Петре, церкви Хоры, расположенной недалеко от того места, где турки прорвались через брешь в сухопутных стенах, а также церкви Св. Феодосии недалеко от Золотого Рога[1]. Археологические раскопки показывают, что была разграблена и трехчастная церковь Пантократора; это подтверждается также тем, что Геннадий, который в то время был монахом монастыря при этой церкви, попал в плен. Св. София была сразу же превращена в мечеть; остальные из упомянутых церквей какое-то время оставались пустыми и полуразрушенными и были превращены в мечети позднее. До осады в городе действовало множество и других церквей, но о дальнейшей судьбе их ничего не известно; можно лишь предполагать, что они также были разграблены и заброшены. К ним относятся церкви, расположенные в районе Старого императорского дворца и вокруг цитадели, такие, например, как Новая Базилика Василия I или храм Св. Георгия в Мангане[2]. Однако из истории последующих лет видно, что у христиан остался целый ряд церквей, которые, очевидно, сохранились нетронутыми. Громадный собор Св. Апостолов, второй по величине и значению после Св. Софии, был передан султаном в пользование патриарху Геннадию, и его святыни сохранились, поскольку тот смог взять их с собой, когда несколько месяцев спустя добровольно оставил собор. Церковь Паммакаристы, куда он перебрался, действовала тогда в качестве монастырской, и монахинь тоже никто не тронул; наконец, когда Геннадий там обосновался, он смог переселить монахинь с их святынями в расположенные поблизости церковь и монастырь Св. Иоанна в Трулле[3]. Недалеко от них, на границе квартала Влахерны, осталась нетронутой церковь Св. Димитрия Канаву. В другой части города, в Псамафии, церковь Перивлепты оставалась у греков до середины XVII в., когда султан Ибрагим передал ее армянам, чтобы угодить своей любимой жене-армянке, известной под именем Шекерпарче («Кусочек сахара»). Церковь Св. Георгия Кипарисского, расположенная поблизости, также не пострадала. Церкви Липса, Св. Иоанна в Студионе и Св. Андрея в Суде, по всей вероятности, остались у христиан до тех пор, пока не были превращены в мечети в более поздние царствования. Церковь женского монастыря Мирелион также, по-видимому, оставалась церковью вплоть до конца XV в.[4]Примерно в это же время была отчуждена церковь Св. Иоанна Евангелиста, так как нашли, что она расположена слишком близко от вновь выстроенной мечети[5].

Как же случилось, что эти церкви сохранились? Вопрос этот довольно скоро стал вызывать недоумение у самих турок. В 1490 г. султан Баязид II потребовал передачи ему патриаршей церкви Паммакаристы. Патриарх Дионисий I, однако, сумел доказать, что Мехмед II специально выделил эту церковь для Патриархии. Султану пришлось уступить при условии, однако, чтобы с купола собора убрали крест; он также отказался запретить своим чиновникам отбирать у греков другие церкви[6].

Лет 30 спустя султан Селим I, враждебно относившийся к христианству, предложил, к ужасу своего везира, насильно обратить всех христиан в ислам. Когда же ему сказали, что это вряд ли практически осуществимо, он распорядился по крайней мере конфисковать все церкви. Везир предупредил патриарха Феолепта I, и тот через своего довольно ловкого законоведа по имени Ксенакис сумел отыскать и привести к султану трех янычаров, каждому из которых было около ста лет. Феолепт признал, что у него не сохранилось письменного фирмана на охрану церквей, который сгорел во время пожара в Патриархии. Однако трясущиеся от старости янычары поклялись Селиму на Коране, что они находились среди телохранителей султана-завоевателя перед его триумфальным въездом в город и что они видели знатных греков из различных частей города, принесших султану ключи от своих кварталов в знак их капитуляции, поэтому, мол, Мехмед разрешил им сохранить свои церкви. Султан Селим удовлетворился этими показаниями и даже разрешил христианам вновь открыть две или три церкви (названия их остались неизвестными), закрытые перед этим его чиновниками[7].

Вопрос о церквях вновь был поднят в 1537 г., при Сулеймане Великолепном. Патриарх Иеремия I напомнил тогда султану решение Селима. Сулейман обратился за советом к шейх-уль-исламу как к высшему мусульманскому авторитету по вопросам права. Шейх изрек следующее: «Насколько известно, город был захвачен силой. Однако тот факт, что христианам были оставлены их церкви, доказывает, что он сдался». Сулейман, который сам был хорошим законоведом, удовлетворился этим заключением. Таким образом, церкви еще раз оставили в покое[8].

Однако последующие султаны оказались менее снисходительными. В 1586 г. Мурад III захватил Паммакаристу, а к XVIII в. у христиан остались только три церкви из тех, что существовали до завоевания, — Св. Георгия Кипарисского и Св. Димитрия Канаву (причем первая вскоре была разрушена землетрясением, а вторая сгорела от пожара)[9], а также церковь Марии Монгольской; похоже, что последняя во время захвата Константинополя была отнята, но впоследствии султан-завоеватель отдал ее своему архитектору, греку Христодулосу, который и вернул ее Православной Церкви. Когда во времена Ахмеда III турки снова попытались забрать ее, юрист патриарха Димитрий Кантемир смог предъявить везиру Али Кёпрюлю фирман, по которому церковь была пожалована Христодулосу[10]. Она остается церковью и поныне, хотя была повреждена во время антигреческих волнений в 1955 г.

Насколько же достоверными можно считать показания представленных патриархом янычаров, которые во времена султана Селима были уже более чем престарелыми? Димитрий Кантемир, грек с примесью татарской крови, человек большой эрудиции, написал в конце XVII в. историю Оттоманской империи — труд, имеющий весьма большое значение, поскольку автор использовал в нем преимущественно турецкие источники, хотя и редко называет их. В этой книге Кантемир выдвигает версию о том, что Константинополь действительно капитулировал, однако, когда посланцы императора уже сопровождали въезжающего в город султана, христиане не поняли, в чем дело, и открыли по въезжавшим огонь, после чего разъяренные турки бросились штурмовать стены. По этой-то причине султан и обошелся с Константинополем как с городом, наполовину сдавшимся, и христиане смогли сохранить свои церкви лишь в части города, расположенной к западу от Аксарая (ранее — Форум быка) до городских стен. История эта явно вымышлена. Кантемир пишет, что он заимствовал ее из турецкого источника — от историка Али; в действительности же она уже приводилась в Historia Patriarchica — работе, написанной на целое столетие раньше, причем автор сильно сомневается в ее достоверности. Скорее всего появление этой версии представляет собой попытку некоторых турок объяснить, почему христиане удержали за собой несколько церквей. Эта история фигурирует в работах и некоего Хусейна Хезарфенна, старшего современника Кантемира, однако выдумал он ее или заимствовал из какого-то другого источника, известного им обоим, определить невозможно[11].

Хотя эта версия кажется совершенно неправдоподобной, ее абсурдность никак не обесценивает рассказа о свидетельстве старых янычаров. В этой связи необходимо еще раз вспомнить, что представлял собой в то время Константинополь. Он не был городом в современном понимании слова, то есть плотным конгломератом домов. Даже в его лучшие времена, в период процветания Византии, отдельные городские кварталы были разделены рощами, садами и огородами. К 1453 г. население Константинополя уменьшилось по сравнению с XII в. более чем в 10 раз; город состоял из нескольких отдельных селений, многие из которых отстояли на значительном расстоянии друг от друга. Очевидно, каждое из этих селений было обнесено оградой. Квартал Петрион в течение еще долгого времени после взятия города был окружен ясно различимой стеной. Вполне могло случиться, что лица, представлявшие власть в некоторых из этих селений, как только разнеслась весть о том, что стены города прорваны, немедленно же сдались тем туркам, которые оказались ближе всего. Было ясно, что уже все потеряно и сопротивляться дальше нет никакого смысла; местный же турецкий командир мог под надежной охраной отослать этих лиц к султану вместе с известием о сдаче в то время, когда тот еще находился под стенами города. Мехмед оставил при себе часть наиболее надежных войск, предназначенную действовать в качестве военной полиции, и, несомненно, он должен был послать в этом случае кого-нибудь из них для защиты сдавшегося селения от грабежа. Янычары действительно говорили правду.

Это подтверждается и некоторыми другими данными. В начале XVII в. Эвлия Челеби отмечал, что некоторые рыбаки из квартала Петрион «происходили от греков, открывших ворота Петриона Мехмеду II», и что они «даже теперь свободны от всех налогов и не платят десятины инспектору рыбного лова»[12]. В XVIII в. английский путешественник Джеймс Даллауэй писал, что существует предание о том, что «в то время как храбрый Константин с горсткой таких же обреченных защищал ворота Св. Романа, другие осажденные из трусости или отчаяния вступили в переговоры с победителями и открыли ворота квартала Фанар и впустили их. За это они получили от Мехмеда II весь квартал с определенными гарантиями»[13]. Если же мы проследим, какие церкви сохранились после падения города, то увидим, что все они (за одним только исключением) были расположены либо в Петрионе и Фанаре, либо в Псамафии, в юго-западной части города. Из этого можно заключить, что эти кварталы действительно вовремя сдались и таким образом сохранили свои культовые постройки. Сберегли ли жители этих кварталов также и свои дома и личную свободу, об этом уже нельзя говорить с такой же уверенностью. Судя по описанию разграбления города, которое приводит Критовул, все было опустошено, а все оставшиеся в живых жители обращены в невольников. Но ведь город занимал большую территорию, и то, что некоторые районы на периферии оказались нетронутыми, можно было и не заметить. Несомненно, в городе все-таки остались какие-то жители, которые даже смогли позднее выкупить некоторых пленников. Султан вовсе не желал получить в наследство совершенно разрушенный город; кроме того, ему нужно было показать, что он является императором греков, как и султаном турок. Его должно было устраивать сохранение некоторых кварталов для своих будущих греческих подданных, которым там понадобятся и церкви. И то, что несколько селений внутри городских стен вовремя сдались, было очень кстати. Возможно, теми же причинами следует объяснить и судьбу храма Св. Апостолов. Громадное здание собора находилось на главной улице, шедшей от того участка стен, где первые турки ворвались в город, устремившись по улице в сторону Св. Софии и района ипподрома и Старого дворца. Мимо церкви должны были пройти несметные толпы солдат-победителей, и кажется невероятным, что они не могли войти и разграбить ее, если никто этому не препятствовал; следовательно, Мехмед должен был послать специальную охрану, чтобы предотвратить разграбление собора. Можно лишь предположить, что он к тому времени уже принял решение превратить в мечеть храм Св. Софии, главный собор Византийской империи, для того чтобы показать, что отныне это Турецкая империя; греки же как вторая нация в его государстве могли рассчитывать и на вторую по величине церковь. Без сомнений, он отдал ее патриарху через несколько дней после захвата города. То же, что позднее патриарх сам покинул ее, не имеет к этому факту никакого отношения[14].

Таким образом, хотя версия Кантемира о сдаче Константинополя и является чистым вымыслом, решение, вынесенное законоведами султана Сулеймана о том, что город и был взят штурмом, и сдался, не выглядит таким уж нелепым.

[1] См. выше. Церковь Cв. Иоанна в Петре была позднее пожалована матери Махмуд-паши, христианке, и освящена заново.

[2] Phrantz., с. 307; Historia Politica..., с. 28–29, 82.

[3] Phrantz., с. 307; Historia Politica..., с. 28–29, 82.

[4] Об этих церквях см.: Van Mil. 1, с. 49, 113; 128; Janin, с. 33, 75, 95, 224, 228, 319, 365–366, 447.

[5] По-видимому, это была церковь Cв. Иоанна в Диппионе, неподалеку от ипподрома, который в середине XVI в. использовался в качестве зверинца. См.: Janin, с. 273–274.

[6] Hypsilantis, с. 62, 91.

[7] Historia Politica..., с. 158 и сл.; Cantemir, с. 102–105. См. также примеч. 8.

[8] Historia Politica..., c. 158; Cantemir, c. 102–105; Hypsilantis, c. 50–52. B Historia Politica et Historia Patriarchica эти два разных эпизода оказались соединенными в один. Ясно, однако, что янычары могли участвовать в эпизоде с патриархом Феолептом, хотя и непохоже, чтобы к 1537 г., т.е. через 84 года после падения города, кто-нибудь из свидетелей событий оставался жив.

[9] Janin, с. 75, 95.

[10] Cantemir, с. 105.

[11] Там же, с. 102–105; Historia Politica..., с. 158 и cл. Начиная с Эдуарда Гиббона историки слишком решительно отвергают этот рассказ как нелепицу, даже не пытаясь выяснить, на чем он основан. См. важную и несправедливо игнорируемую статью Мордтмана: Mordtmann A. Die Kapitulation von Konstantinopel im Jahre 1453.– BZ, XXI, с. 129 и сл. В ней автор разбирает и идентифицирует источники Кантемира.

[12] Evliya Chelebi, I, с. 159.

[13] Dallaway, с. 98–99.

[14] Если упомянутая выше церковь Cв. Иоанна действительно храм Св. Иоанна в Диппионе, то это ставит новую проблему, поскольку она находилась в районе, в котором, по всей видимости, не сохранилось никакой другой церкви.